Дагестанский режиссер открывает творческую лабораторию для начинающих актеров.
В сентябре в Махачкале начнет работать творческая лаборатория Скандарбека Тулпарова, главного режиссера Русского драматического театра им. М.Горького и директора Кумыкского музыкально-драматического театра им. А-П.Салаватова.
Справка
Скандарбек Даниялович Тулпаров в 1982 году окончил актерское отделение московского Высшего театрального училища им. Б. Щукина, где учился на курсе Н. Б. Захавы и В. Г. Шлезенгера. В 1990 году с отличием окончил режиссерское отделение «Щуки», а в 1998 году – и аспирантуру по той же специальности. В мае 2012 года монодрама «Записки сумасшедшего» Гоголя, которую поставил Тулпаров, стала обладателем Гран-при международного фестиваля в Македонии, а постановщик – победителем в номинации «Лучший режиссер» на международном фестивале в Болгарии. В 2016 году награжден призом «Серебряный витязь» за спектакль «Записки сумасшедшего» на XIV Международном театральном фестивале «Золотой витязь» в Москве. Обладатель золотой медали и почетного звания «Лауреат Артиады народов России» в номинации «Театр».
Записался на борьбу, чтобы отстоять право на стихи
– Я жил в Сибири, в городе Томске. Там еще с детского сада выступал на сцене. Там же мне привили любовь к литературе.
Мне было десять, когда мы переехали в Дагестан, и здесь я понял, что сильно отличаюсь от местных ребят. Их тянуло на борцовский ковер, меня – на сцену. В школе ребята стеснялись рассказывать стихи, это было немодно, а я от души это делал, и на меня как на диковинку смотрели. У меня от этого происходили стычки с ребятами, меня пытались подколоть, поддеть: мол, чего это ты тут со своими стишками. Мне пришлось записаться на борьбу, чтобы отстаивать свои позиции.
Впервые в театре я побывал школьником. В Хасавюрт приехал спектакль, меня мама повела. Мне так кажется, это была «Госпожа министерша». Конечно, меня захватила магия театра, я весь проникся действием, которое происходит на сцене, и забыл, где нахожусь.
Когда школу окончил, спросил у отца, нет ли где-нибудь в Дагестане театрального института. Оказалось, что нет. Есть только музыкальное училище. О поступлении в Театральный институт имени Бориса Щукина я и не мечтал. В детстве собирал открытки с советскими актерами, и на обратной стороне была информация – где родились, где снимались, где учились. Почти все заканчивали Щукинское. И у меня было ощущение, что это что-то недосягаемое, это другая планета, там небожители учатся. Думал, что я не могу войти в этот мир. Поэтому остановился на музыкальном училище – там были факультеты, которые не требовали обучения в музыкальной школе. Я по телевизору видел: музыканты сидят в оркестровой яме, артисты наверху что-то играют, – и думал: хотя бы близко буду их видеть. Даже это меня тогда удовлетворяло.
Учебу в музыкальном училище я совмещал с выступлениями в театральной студии. И на одном из смотров главный режиссер Кумыкского театра меня приметил и пригласил работать к себе. Я сказал, что не могу в театр прийти, у меня нет соответствующего образования, мне еще и музыкальное училище заканчивать надо. А он мне в ответ: «Видно, что ты артист, поработаешь у нас, мы тебя в Щукинское отправим». Я как услышал это слово, у меня аж в глазах потемнело. Не мог поверить, что такое возможно. Но теперь, спустя годы, у меня три диплома театрального института – я отучился на актера, на режиссера и закончил аспирантуру.
– Помните свою первую постановку?
– Конечно. «Лекарь поневоле» Мольера. Этот спектакль должен был ставить другой режиссер, откуда-то из России, но у него не получилось приехать. А уже все было запущено, от спектакля отказываться было нельзя. Меня вызвали в дирекцию Кумыкского театра и сказали: «Ты же хочешь заниматься режиссурой, вот твой шанс». Я им воспользовался. В 93-м меня пригласили в Русский драматический театр в качестве главного режиссера, вот с тех пор моя жизнь прочно связана с этим театром.
Театр – это не зона отдыха
– Как выбираете материал для своих постановок?
– Режиссер ставит то, что у него болит. Он видит мир. Видит народ. Старается определить, кто сегодня герой, на кого хотят равняться. Когда-то был Гагарин. А сейчас кто? На кого равняться? На банкиров? Как-то у мальчика спросил: «Ты кем хочешь стать, когда вырастешь?» Он ответил: «Телохранителем». Это было в 90-е; у телохранителя есть оружие, он накачанный, защищает кого-то своим телом, это казалось круто. Я застал времена, когда рухнуло одно государство и появилось другое, когда ушли одни ценности, а новые еще толком не сформировались. И откуда их взять, эти ценности? Какими они окажутся? Поэтому подбираешь произведения, через которые можешь поговорить об этом с людьми. К счастью, в мировой классике есть много произведений о том, как сохранить себя человеком в любой ситуации. Взять того же «Дон Кихота» – там красной нитью проходит тема любви к человеку. Для меня главная – именно эта тема. Мы ж в театре занимаемся человековедением.
– На какие темы сейчас важно разговаривать с дагестанским зрителем?
– Опять-таки человек – самое важное. Его нравственные понятия. Сейчас много соблазнов, социального неравенства. Парень, ничего не сделавший, ничего не умеющий, родители купили ему диплом – сидит где-то наверху, указания дает и в роскоши купается. А умница парень со способностями суетится где-то внизу. Как сделать так, чтобы он не обозлился? Какую философию жизни ему дать, чтобы в таких условиях у него оставалось доброе сердце? Вот на такие темы беседовать со зрителем и нужно. В театре оттачивается вкус человека, оттачивается мировоззрение. Человек не всегда задумывается об этом. Но он попадает в театр – и что-то в нем остается, начинает расти, даже если он не замечает этого.
– Был автор, чье произведение вы хотели поставить, но не стали этого делать, потому что поняли: в Дагестане не прокатит?
– Я многие вещи не ставлю, потому что в Дагестане это принято не будет. У нас зритель хочет только комедии. Он хочет смеяться. Если хотим пополнить бюджет театра, ставим комедию, потому что валом идет зритель. Люди не хотят думать, не хотят сопереживать. Многие говорят: «Мы и так мучаемся в этой жизни, дайте нам отдохнуть. Не надо нагружать проблемами, мы расслабиться хотим». Театр, конечно, это должен делать, но не все же время! Театр – это не зона отдыха. Это зона, требующая душевной работы. Зритель должен уметь принимать негатив и его последствия – увидеть его на сцене и подумать: «А я так не поступаю?» В театре можно посмотреть на себя со стороны, что-то проанализировать. Но у нас с этим пока туго.
Я поставил «Записки сумасшедшего» Гоголя. С этой постановкой мы взяли Гран-при международного фестиваля в Македонии. Здесь ставлю – почти никто не идет. Везде этот спектакль востребован, здесь – нет. Здесь другие люди. Восток… Вы посмотрите, нет знаменитых театров в арабских странах. Концерты – да. Танец живота – все отлично. Спектаклей – нет. Театр – это все-таки европейское искусство. Италия, Англия, Греция… Хоть мы и называем себя Европой, у нас другой менталитет.
В Дагестане нет театральных традиций
– Как выживать театру в эпоху цифровых технологий, социальных сетей, да еще и в республике, где наше все – это спорт, а не искусство?
Можно использовать те же социальные сети для рекламы театра. Мы есть в «Инстаграме», в «Ютубе»… но это все не очень помогает, на самом деле. Когда мы взяли Гран-при и ехали домой, актер, исполнивший в «Записках сумасшедшего» главную роль, сказал: «Слушай, наверное, много людей нас встречать будут». По спортивной-то аналогии мы чемпионами Европы стали. Чемпионов Европы у нас как встречают? С шумом, песнями, танцами. Я ему отвечаю: «Не обольщайся, никого не будет».
Наши люди в спорте разбираются. В борьбе как? Повалил один другого на лопатки, кто сверху – тот выиграл, кто внизу лежит – проиграл. Или бокс: ударил, свалил. Кто стоит – выиграл. Кто валяется – проиграл. Все понятно. А как побеждают на театральных фестивалях, у нас люди не понимают. Что такое интерпретация автора, его понимание современности – наши люди от этого далеки.
И действительно, в аэропорту нас никто не ждал. Один замдиректора театра встретил. Прилетели, сели на автобус, поехали домой. В Дагестане нет театральных традиций. Да и откуда им взяться? Русскому драматическому театру 94 года. Это совсем ничего. Некоторым театрам в России по 300, по 500 лет.
– Как относитесь к тем, кто в социальных сетях набрасывается на различные культурные мероприятия, которые проходят в том числе и в театрах, объявляя их «немусульманскими»? Так, например, было с фестивалем японской культуры в аварском театре.
– Эти люди – они ведь даже не ходят в театры, понаслышке что-то знают. Мне их жалко. Жалко, что у нас есть люди, которые на таком уровне находятся. Очень, очень низком культурном уровне. Да, иногда бывает пошлость на сцене, я сам против нее. Но ведь они готовы объявить пошлостью вообще все, что по какой-то причине им не понравится. И вроде бы в XXI веке живем, Интернет есть, мир нам открыт – нельзя отворачиваться от него. Нельзя закрываться от мира и обособленно жить, нужно гармонично вливаться в него.
Но, конечно, прогресс есть. Я помню, какой ужас был в 90-е. Когда актрисе кричали из зала: «Эй, иди сюда, сядь на коленки». Что было и что сейчас – большая разница. Но этого недостаточно.
– Мировая и русская классика – это хорошо. Но дагестанскому зрителю, наверное, хотелось бы чего-то своего. Как у нас с драматургией? Есть свой материал, с которым можно было бы работать?
– Драматургии у нас нет. По крайней мере на профессиональном уровне. То, что есть, – любительское. Я пока не вижу здесь профессиональных авторов. Так что собственного материала, к сожалению, нет, работать не с чем. Вот актеры есть. У нас хорошие актеры. У них богатые природные данные. С актрисами сложнее. Например, видишь девушку, очень хорошо подходит: высокая, красивая, что немаловажно для сцены, талантливая, но родители не разрешают на сцене выступать. Говорят: ей замуж надо выти. Замуж выходит – муж не разрешает. Они считают, что театр – это какое-то неприличное место. Я был в разных обществах, мне уже почти 60 лет. Ничего чище театра я не видел. У нас это пока не понимают.
Так что актеры у нас хорошие. А вот с режиссерами и драматургами дело обстоит гораздо хуже.
Нам еще расти и расти до истинной человечности
– Вы поэтому решили открыть творческую лабораторию?
– Меня всегда волновала дальнейшая судьба театра в Дагестане. У нас больше всего театров среди республик Северного Кавказа – двенадцать. Раз замахнулись на такое количество, нужно соответствовать. Нужны режиссеры: театр начинается с режиссера. Когда я учился в аспирантуре, видел наших ребят, пришедших поступать в Щукинское. Это смех был. Они окончили наш университет, актерский факультет, захотели стать режиссерами. Я сижу с Этушем, с Лановым, мы за кафедрой. И нашему парню говорят: «Подойдите к авансцене». А он не знает, где авансцена. Смотрит направо, налево: куда идти-то? Актерский факультет человек закончил! На меня Этуш смотрит: «Мол, это как вообще понимать? Что это? Откуда он?» А мне оставалось только плечами пожимать и краснеть.
И я предложил министерству культуры Дагестана: давайте я буду готовить всех желающих к поступлению. Бесплатно, мне от них ничего не нужно, лишь бы привить им какие-то навыки. С сентября по декабрь я буду преподавать им теорию и практику театральной режиссуры. Выявлю, у кого есть способности, кто мыслит в пространстве. Лаборатория будет рекомендовать их для поступления в Щукинское. Пусть он после учебы даже не возвращается сюда. Вернется, захочет работать здесь – отлично. Не захочет – тоже хорошо. Пусть работает в московских, питерских театрах, может, у нас появится свой известный на всю страну дагестанский режиссер.
– Примете всех желающих или будет какой-то отбор?
– Я всех буду проверять. Есть упражнения, они показывают, человек случайно забрел или у него все-таки есть какие-то способности, какой-то интерес к режиссуре. Например, есть построение мизансцен с предметами, на заданную тему. Я говорю: «Покажи мизансцену на тему «беда». Или «победа»». И человек должен поставить предметы на сцене так, чтобы было видно – он действительно изобразил победу. Ну, или беду. Это конечно сложно. Сразу получаться не будет. Но можно будет увидеть, кому это интересно, кто включит фантазию, а кто просто будет бессмысленно передвигать предметы по сцене. Потом заменим предметы на людей. Это первый раздел.
Второй раздел. Берешь пословицу, например: «В чужие сани не садись». И говоришь: «Изобрази эту пословицу с актерами в статике». Разговоров не должно быть, движений не должно быть, он должен выставить мизансцену так, чтобы передать эту пословицу. Это азбука театральной режиссуры, самое начало. Это «А» еще, даже не «Б». Опять же поначалу не будет получаться, но потихоньку в эту сторону мозги начнут думать. Тогда и станет ясно, кого можно рекомендовать к поступлению на режиссерский факультет, а кому лучше заняться чем-то другим.
– Если бы вас сейчас попросили прочесть лекцию на тему «Почему важно ходить в театры», какие бы основные тезисы вы озвучили?
– Я бы сказал: ты же человек. А значит, должен тянуться к искусству. Мы все называем себя людьми. Но на самом деле нам еще расти и расти до истинной человечности. И искусство помогает стать чуть больше человеком. Оно открывает тонкие вещи, которые ты раньше не замечал. Ты видишь дерево и уже не думаешь: «Очень хорошо бы его спилить и доски сделать». Ты видишь в нем живое существо. У тебя другой уровень восприятия мира. Это очень пафосно звучит. Но это правда.
Источник: , текст: Руслан Бакидов
