Общеизвестно, что каждая переломная эпоха рождает своих героев и поэтов. Они приходят в мир с непростой миссией выразить свое время и его боль. Магомед Дибиров — один из них. Кто же этот удивительный человек, так непохожий ни на кого в дагестанском изобразительном искусстве?
Магомед Дибиров появился на дагестанской художественной сцене в конце 90-х, точнее, в 1997 г. как участник конкурсной выставки «Золотой штрих», на следующий год – молодежной выставки «Аламат», сразу заявив о себе как художник с ярко выраженным индивидуальным стилем и независимым взглядом на происходящее в мире. Дибиров противопоставил свою художественную концепцию устоявшимся канонам дагестанской изобразительной школы и даже той ее части, что принято называть авангардом. Причем, как в идейном контенте, так и в эстетическом. Художник занял свободную в дагестанском изобразительном искусстве нишу с остросоциальной злободневной тематикой.
«…О Дибирове написано больше, чем о каком-либо другом, не менее талантливом художнике: писали и журналисты, специализирующиеся на культуре, и профессиональные искусствоведы. И это свидетельствует о живом интересе дагестанского общества к творчеству неординарного художника, а в его лице — к искусству, поднимающему злободневную проблематику. Причем, свидетельствует об интересе людей, представляющих самую разную социальную среду. Никогда еще на вернисаже публика не была столь неоднородной, как на открытии его последней, уже шестой, персональной выставки «Противостояние», прошедшей недавно в Национальном музее Дагестана…».
«Родился Магомед Дибиров в 1972 г. в г. Хасавюрте в простой горской семье, но его корни – из с. Хури Лакского района…»
«…Тяга к рисованию у мальчика проявилась очень рано и со временем переросла в одержимость. Рисовал все подряд – и с натуры, и сюжеты из книг, кино, но особенно привлекала историческая тематика: образы рыцарей, Шамиля, его наибов… Однако поступать в Дагестанское художественное училище Магомед не стал, а поехал в Санкт-Петербург, где в 1991 г. окончил художественно-реставрационный лицей».
Как художник и личность Дибиров формировался в период первой чеченской войны. Магомед живет в приграничном с Чечней Хасавюрте, и неудивительно, что происходящие там события стали лейтмотивом его раннего творчества. Отголоски чеченской войны слышны в его произведениях до сих пор. И не столько тематически. Именно тогда начал формироваться неповторимый дибировский стиль – лаконичный до минимализма, мужественный, основанный на ассоциативном мышлении и метафоричности, тяготеющий к жестким графическим приемам.
«…Да и сам Магомед видит свою первостепенную задачу в лаконизме графического языка и приоритете линии над мазком. Приобретая тем самым повышенную экспрессию и энергетику, его произведения не становятся менее эстетичными. Минимализмом художественных средств и заостренностью идеи картины Дибирова нередко напоминают плакат, но есть и отличие – у Дибирова отсутствует агитация, призыв, он не призывает зрителя к действию, а приглашает к размышлению».
Все, кто пишет о творчестве Магомеда Дибирова, в первую очередь говорят не о стилистике его работ, а об их содержании, явных и скрытых смыслах. Безусловно, смысл в произведениях этого художника первичен. Но не будь он заключен в столь емкую и безупречную форму, вряд ли бы его картины производили такой эффект. Картина «В рамках самодержавия» состоит из четырех квадратов, заключенных друг в друга: в центре маленький, золотистого цвета – элита общества; чуть больше – черный – опричники-силовики, затем идет красный квадрат – армия, и последний, самый большой – серый, это народ. А тонкая белая полоса между красным и серым означает интеллигенцию. Все ясно, четко, структурировано, и от этого не менее страшно.
«Неординарность мышления автора, его метафоричность поражают. Да, Магомед Дибиров – один из самых загадочных дагестанских художников. Но слово «загадочный» подразумевает некую романтичность, возвышенность восприятия бытия. Его художественное мышление априори «мужское», брутальное, не терпящее никаких сантиментов, и очень структурированное…»
Магомед создает портреты современных политических деятелей. Часто они изображаются в аллегорической форме: в образе героев прошлого, царей, римских императоров, гладиатора, испанского идальго, но при всей внешней комплиментарности в портретах нередко присутствует ирония и даже сарказм. За политический подтекст и эту «комплиментарность» Дибирова порой обвиняют в конъюнктуре, но он считает себя художником не политическим, а социальным. Да и злободневность в искусстве и конъюнктура — вещи отнюдь не тождественные.
Дибиров не боится поднимать актуальные, нередко болезненные вопросы нашего времени. Часто это тема противостояния Востока и Запада, интеграции мусульманской цивилизации в западный мир («Служба безопасности», «Новый Аполло», «Страх отважного мюрида»). Как сохранить восточному человеку, кавказцу свою идентичность, свое неповторимое лицо? И что такое национальная идентичность в наше время? Однозначного ответа на эти вопросы нет. Но художник Дибиров заставляет задуматься зрителя уже самой постановкой вопроса. Нередко его персонажи изображены со спины, часто мы не видим их лиц, нередко они изображены абсолютно одинаковыми, и эта унификация, обезличенность человека в современном мире, потеря индивидуальности ведут к манипулированию его сознанием, а значит, к отлучению от Бога.
Магомед Дибиров – художник-воин. Но поле его битвы – именно сознание современного человека, порабощенного пропагандистскими клише, традиционными догмами, пробуждающими в человеке хтоническое начало – культ силы, агрессию, фанатизм… Он сражается с силами преисподней, химерами и демонами, захватившими современный мир. Доступными ему средствами он воплощает тезис Ницше о культуре как «тонкой яблочной кожуре над раскаленной лавой».
Дибиров так и не вступил в Союз художников. Он лишен стремления как-то засветиться, куда-то выдвинуться, но его знают и ценят во всем северокавказском регионе, и популярность его растет. Да, он имеет звания заслуженного и народного художника Дагестана. Главное в его жизни — работа. У него нет предшественников и нет последователей. И это придает его творчеству некий оттенок избранности. И даже элитарности.
